Выжженный край - Страница 35

В свете лампиона, стоявшего на пристани, Хьен внимательно разглядывал лицо пленного, которого бойцы выводили из лодки. Неожиданно ему показалось, что он обнаруживает какие-то черты сходства с мальчиком, но он отогнал от себя эту мысль.

После того мощного удара, которым он уложил в лодке майора, всю ночь болела недавно зажившая рана на руке. Не дождавшись рассвета, Хьен встал и пошел в дальний конец флигеля, где в одной из пустых комнат был заперт пленный. Хьен несколько раз прошелся перед дверьми, а потом, повинуясь какому-то безотчетному чувству, направился в комнату к Тхангу. Под солдатским москит-ником сладко спал Шинь. Хьен смотрел на лицо спящего мальчика, а в памяти упорно всплывало лицо пленного. Что, если и в самом деле человек, запертый через несколько комнат отсюда, отец мальчика? Хьена вдруг ошеломило поразительное сходство — тот же рисунок тонких, с опущенными уголками губ…

*** * ***

Майор тоже не сомкнул за ночь глаз. Как он был зол на себя! Простительно ли такому, как он, старому, обстрелянному волку, попадать в подобные ловушки! Нет, слишком уж он доверился «своим» людям. Никому нельзя верить. Но отчего в последнее время он только и делал, что совершал одну ошибку за другой? Запас веры в себя иссяк. Он чувствовал себя медузой, выброшенной на песок под палящим солнцем.

Майор резким рывком поднялся и, сцепив за спиной руки, зашагал по комнате. В памяти одно за другим всплывали лица некогда близких, преданных ему людей. Если б была возможность вернуться в кафе, он с наслаждением перерезал бы глотку его хозяевам — толстяку и его костлявой женушке, так подло его предавшим. Да и с первой своей женой тоже не преминул бы поквитаться. Пропади оно все пропадом!

Он снова нервно забегал по комнате и вдруг замер у окна — сквозь щели жалюзи в свете еще горевших фонарей он увидел приближающегося к флигелю вчерашнего высокого «вьетконга». С ненавистью смотрел майор на его юное лицо и высокую фигуру. «Неужели и моей жизни, и роду моему суждено прекратиться от руки этого сосунка? — с горечью думал он. — И я, и мой сын сейчас в его власти!»

Он метался так до самого рассвета. Утром молодой боец принес ему завтрак и отвел в одну из комнат флигеля. Малорослый «вьетконг»-санитар, который вел Шипя за руку во дворе приемника пленных в Тхуанан — майор его хорошо запомнил и потому сразу узнал, — чем-то смазал ему припухшую ссадину под глазом. Потом его отвели в соседнюю комнату, где за столом поджидал «сосунок». Майор поспешил поздороваться, наклонив голову и ссутулив плечи.

— Садитесь, — тихо сказал тот и показал на табуретку, стоявшую у стены.

Едва майор опустился на низкий табурет, как в комнату снова вошел санинструктор, за руку он держал Шипя.

Мальчик, ни о чем не подозревая, тащил за собой на бинте железную катушку. Он дошел до середины комнаты и уже хотел было повернуться и уйти, но тут заметил человека, чем-то очень знакомого, шею которого обматывал шарф его отца. Майор же побледнел и замер. Вот он, конец, очная ставка с самой судьбой. Мальчик увидел, как человек вскочил с табурета и, тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Высокая крепкая фигура, припухшее усталое лицо, под глазом смешно намазано красным — мальчик продолжал с интересом разглядывать его. Почему на нем отцовский шарф? Ах, ведь это же он, его папа, кто же еще! И он с криком «папа!» бросился к мужчине и крепко обхватил его обеими руками.

Любые уловки оказались бы теперь тщетны, и волчий взгляд смягчился, скользнув вниз, на фигурку ребенка.

— Это действительно ваш сын? — услышал он вопрос и, подняв голову, был удивлен, не найдя ни тени торжества на лице только что снова одержавшего над ним верх «вьетконга», наоборот — лицо это выглядело скорее печальным. Молодой военный, отодвинув стул, встал и вместе с санинструктором вышел из комнаты.

Глава X

Оу поверила объяснениям Хьена и Чатя. Как ей не повезло — Нгиа, оказывается, вот уже несколько дней в командировке, и она с ним не сможет повидаться. Хорошо хоть, что удалось найти Хьена, Чатя и остальных бойцов из К-1.

Солнце начало клониться к закату, когда Оу вернулась на другой берег. Здесь заметно прибавилось грузовиков и автобусов, высадивших на берегу Ароматной новые толпы народа, — специальное управление занималось перевозкой беженцев, возвращавшихся в родные места. Взрослые, дети, все они были жителями Куангчи и теперь возвращались домой из южных, только что освобожденных провинций. Берег сейчас походил на большой рынок, впрочем, никакому рынку, пожалуй, не спилось царившие тут столпотворение и суета. Тех, кто прибыл сюда несколько дней назад и вынужден был пока задержаться здесь, было несколько сотен семей. Они успели обосноваться поближе к деревьям, устроив для себя некое подобие палаток. Пестрые, полосатые, брезентовые, из всего что только ни попадется под руку, самодельные палатки эти укрывали от тумана, но никак не могли защитить от палящего зноя. Здесь были мужчины, голые по пояс, с дочерна опаленными солнцем спинами, одни — забывшиеся в тяжелом сне, другие — неподвижно сидящие, уставившиеся в одну точку, не замечающие гудящего вокруг роя мух; женщин, чьи покрасневшие от солнца, с воспаленными глазами лица выражали терпение и покорность, непременно окружала толпа ребятишек — от едва начавших ползать до подростков, рядом с которыми сами эти женщины выглядели старшими сестрами. Дымили, заволакивая округу, переносные печурки, на веревках, протянутых от палаток к деревьям, сушилось белье.