Выжженный край - Страница 48

Оба они еще не успели как следует оправиться от испуга. Просто не верилось, в голове не укладывалось, что после всего, что выпало на долю каждого из них, после того, что пришлось перенести, когда все, казалось, осталось позади и счастье — вот оно — было почти в руках, на пороге родного дома их подкарауливала смерть.

Прибежавшие вместе с Кук парни и девушки окружили Линя. Он в который раз рассказывал, как все случилось, но они никак не могли прийти в себя от изумления — ну и быстрая же у Линя реакция!

А старый Нгиет уже спешил обратно в Срединную деревню, сказать Эм, что Оу вернулась, вернулась целой и невредимой. По пути он встретился с несколькими односельчанами, тоже бежавшими к месту взрыва, заверил их, что все обошлось благополучно, и, не останавливаясь, заторопился дальше.

Все обошлось, и люди заспешили обратно, туда, к волостному комитету, поглядеть, не приехал ли кто из родных. И оттого, что нынешний рейс был одним из последних — почти все., кому нужно было вернуться, уже вернулись, — волновались еще сильнее.

Кхой, таща за руку Хунга и Лан, делала героические усилия, чтобы протиснуться сквозь густую толпу и пробраться поближе к забору, окружавшему дом волостного комитета. Там за оградой, во дворе, уже собрались прибывшие. Снаружи, у забора, прямо на земле остались лежать кое-какие крупные вещи — кровати, шкафы, доски… Кхой с внуками удалось пробраться к самым воротам, беленным известью и обсаженным банановыми деревьями. Но в последний момент их оттолкнула женщина лет тридцати в выцветшей зеленой блузке и тут же обеими руками вцепилась в решетку ворот, нетерпеливым ищущим взором обшаривая двор, вернее, тех, кто сейчас там находился. Вдруг она залилась слезами и закричала:

— Мама! Мамочка, я здесь!

А оттуда, со двора, за ворота тоже были устремлены напряженные взгляды, и тут же та, которую назвали «мамочкой», седовласая пожилая женщина, с криком вскочила со своего места:

— Нянг, доченька моя! — И, закрыв лицо руками, разрыдалась.

— Тише вы! — нетерпеливо прикрикнул Банг и осуждающе покачал головой. Он стоял у входа во все еще недостроенное помещение, в руках у него был мегафон, кипа бумаг и авторучка. Однако шум — и по ту, и по эту сторону забора — не стихал. Тут и плакали и смеялись одновременно, окликали друг друга, махали руками. Теперь уже все, кто приехал, повернулись к воротам. Плакали все, кроме разве что самых юных, сквозь слезы на лицах светились счастливые улыбки. А там, за воротами и за забором, народу прибывало и прибывало. И каждый норовил пробраться поближе. Кхой удалось втиснуться между той самой женщиной в выцветшей зеленой блузке и мужчиной, который посадил себе на голову маленького мальчонку так, чтобы видела дочь, которая была во дворе. Женщина в зеленой блузке, хотя лицо ее еще было в слезах, уже улыбалась.

— Господи, когда я из Виньлиня вернулась, мне сказали, что мама умерла. Я траур по ней носила! Господи, вот радость-то!

Ее улыбка, светившиеся счастьем глаза как ножом полоснули по сердцу несчастной Кхой. «Вот еще, распустила нюни, как маленькая», — недовольно подумала она и снова повернулась к воротам. Приставив ладони рупором ко рту, она несколько раз выкрикнула имя своей дочери и, не услышав ответа, снова жадным взглядом стала перебирать толпившихся во дворе женщин — худых и толстушек, красивых и некрасивых, белолицых и загорелых… Вдруг она увидела лицо, чем-то напомнившее ей дочь, но тут же с горечью поняла, что ошиблась. Неужели среди этих нескольких сотен людей, среди этого людского цветника, выросшего нежданно-негаданно посреди обожженного солнцем клочка земли, нет ее дочери? Она горько заплакала…

— Да тише вы наконец! — заорал Банг. — Столько лет не видались, неужели за это время плакать не надоело, что опять слезы льете?

— Так ведь женщине не поплакать вволю — все равно что мужчине не покурить! — пошутил один из парней, что работали в комитете, он устроился отдохнуть на мягком заднем сиденье «хонды» Банга.

Банг решил, что пора принимать крутые меры, и по старой армейской привычке рявкнул в мегафон:

— Смир-р-на-а! Кругом!

Это относилось к собравшимся во дворе и возымело действие. Потом Бапг велел парням отогнать подальше собравшихся за воротами — метров на пятьсот, как он сказал.

Кхой вместе с внучатами очутилась на краю старых окопов, по которым когда-то проходила граница. Те, кто остался во дворе волосткома, теперь были изолированы от родных и близких. Шум и суета прекратились.

Банг сел, положил мегафон и ручку на стол, который для него вынесли из помещения. Заметно было, как он важничает. Небрежно облокотившись одной рукой о спинку стула, он принялся выкликать новоприбывших.

* * *

Женщина, приехавшая из Хайланга за маленькой То, невольно тоже оказалась втянутой в гущу событий. Подобное было ей не в дпковинку. И сама ведь она в родное село так вернулась, и дочку только теперь удалось разыскать.

Вместе со всеми вышла она на большак, посмотрела немного, но потом вернулась в дом. Здесь было тихо и пусто, двери оказались заперты, и ей ничего не оставалось, как снова выйти и стать на тропке перед домом. Вдруг на дороге столбом взметнулась пыль, послышались звонкие ребячьи голоса. А следом показалась и вся ватага — впереди несся мальчишка без рубахи, в закатанных до колен штанах, он тыкал пальцем в ее сторону и кричал:

— Ага, ага, вон и твоя мама! Твоя мама нашлась!

Свою дочку она узнала издали — девочка приближалась робко, неуверенно, стараясь держаться за спиной у этого мальчишки. То всегда слыла заводилой даже среди мальчишек, по крайней мере в отваге ей отказать нельзя было, но сегодня она казалась совсем другой — нерешительной, притихшей. Вот она ступила на тропинку перед домом, и стало видно, как сильно она волнуется. Женщина рванулась ей навстречу.