Выжженный край - Страница 8

Жестом пианиста, прикасающегося к клавиатуре, она поочередно прикладывала руку к головкам детей:

— Спросите старших, они знают. Дети, скажите, правда, что ваш папа — офицер связи?

— Да!

— Да, господин, наш папа правда офицер связи!

«Ей бы еще спросить эту малышку, что на руках, и того, что скоро появится на свет!» Еще немного, и Хьен, не сдержавшись, расхохотался бы. Наверняка сговорились между собой, что говорить в подобных случаях.

— У нас на севере есть пословица: про дорогу узнаешь у старого, а про дом — у малого. — Хьен погладил по голове самого маленького из ребятишек и сказал женщинам: — Что ж, устами младенца глаголет истина!

— Это святая правда, мы не посмели бы обманывать. — Старая женщина смотрела на него умоляюще. — Сможем ли мы его увидеть?

— В том случае, если он здесь, то есть если он попал в плен или сам пришел с повинной.

— Сам ли пришел, ваши ли его взяли, какая разница, лишь бы живой остался. Бога молю, чтоб он тут оказался! — Молодая женщина чуть не плакала. — Дом мародеры разграбили, да только сейчас не до этого, лишь бы муж отыскался…

— Подождите здесь, скоро всех начнут выводить, — посоветовал Хьен, — Если он здесь, вы его увидите.

— Да, да, мы будем ждать. — Пожилая в порыве благодарности прижала руки к груди. — Нижайшее вам спасибо!

— Брехня все это, — решил Малыш Тханг, когда они отошли. — Всяк теперь сделался врачом да связистом!

— Ну, может быть, эти как раз и не обманывали.

— С чего бы им тогда твердить все с таким заученным видом?

* * *

Назавтра Хьену предстояло покинуть лагуну. Рота получила приказ вернуться в расположение батальона, принявшего на себя управление городом. Накануне Хьен уже ознакомился с переданным им районом. Сегодня они с Малышом Тхангом вышли пораньше, чуть не на рассвете: Хьен хотел проверить теперь большой участок широкого песчаного берега к югу от сектора, отбитого ими несколько дней назад. Собирались еще заскочить в военно-полевой госпиталь на другом берегу лагуны. Нгиа оперировали, но состояние его было по-прежнему тяжелым, пока что везти его глубже в тыл было нельзя.

Ведя за собой мальчика, они вышли на берег. Песок был еще сырой от обильной росы, слипшийся. Вокруг, словно после пронесшегося урагана, пустынно и стыло. Крупные с сероватым отливом капли росы длинными гирляндами поблескивали на росших вдоль пляжа деревьях, за которыми стояли лачуги рыбаков, сколоченные из листового железа. В поселке было безлюдно. Рыбаки всегда держали наготове свои лодки и, спасаясь от грабежей, чинимых марионеточными солдатами, в первые жн дни наступления «эвакуировались» в море. И посейчас еще, верно, их плавучие дома носились где-то по волнам.

У росы был свой запах, острый и горьковатый, чем-то напоминающий дымок от плиты. Этот запах многое вызывал в памяти. Хьен снова подумал о Нгиа и огляделся, ища яму с пресной водой среди песков, откуда они с Нгиа, рискуя жизнью, прямо под носом у «черных орлов» не раз брали воду. Было это в семьдесят втором, в самый разгар большого наступления, когда одно из наших воинских подразделений форсировало реку Тхатьхан и заняло город Куангчи. Хьен и Нгиа вместе с разведгруппой этого подразделения получили задание разведать район второго этапа операции: перехода водного рубежа Митянь и нанесения удара по Тхыатхиену и Хюэ. Разведчикам, действовавшим в тылу врага, днем приходилось зарываться в горячий песок, наружу выбирались только ночью. Бывало, туманными утрами Хьен и Нгиа, хорошо знавшие местность, оставались следить за действиями противника. В те дни — почти четыре года миновало с той поры — они стали свидетелями и разложения, начавшегося в батальонах госбезопасности и первой пехотной марионеточной дивизии, отступивших сюда из Куангчи, и попытки остановить волну поражения, хлынувшую в эти края с берегов Тхатьхана. Вылавливали и бросали в лагеря дезертиров — тех, кто пытался затеряться в потоке беженцев; денно и нощно трубили во все громкоговорители, увещевая заблудших и грозя трибуналом тем, кто не вернется добровольно.

Только пережив такие дни, дни колоссального напряжения всех сил, когда десантные батальоны, морская пехота, самолеты Б-52, канонерки, тапки и с фронта и с тыла вели одну контратаку за другой, чтобы вернуть утраченные позиции, когда и люди и ищейки перерывали песок, вынюхивая и выслеживая «вьетконгов», только пережив все это, можно было во всей полноте ощутить, что такое победа. В роте Хьена вот уже несколько дней никто и минуты не мог прожить без транзистора, люди даже спать перестали: чем бы они ни были заняты, транзистор непременно стоял рядом, и все, затаив дыхание, слушали сводки — куда отступил враг, какие провинции, какие города и порты он оставил. Еще совсем недавно невероятным казалось взятие города Куангчи, хотя Куангчи, который в семьдесят втором дважды переходил из рук в руки и теперь лежал в руинах — от него оставались лишь траншеи в тростниковых зарослях, — в те дни казался незначительным населенным пунктом и не шел ни в какое сравнение с Хюэ. Но вот настал черед Хюэ, и теперь с каждым днем все более и более, казалось, умалялась значимость и этого города, о красоте и поэтичности которого было сложено немало легенд. Бойцы, вконец теряя терпение, настаивали, чтобы Хьен обратился к командованию с просьбой дать роте возможность принять участие в боевых операциях, идущих в южных провинциях.

Кусочек земли, на котором они сейчас стояли, еще недавно — место постоянных боев, теперь оказался отодвинутым далеко вглубь.