— И никакого иного выхода вы не видите? — хладнокровно спросил десантник.
— Иного? — Майор пристально посмотрел на пего, начиная догадываться, куда он клонит.
— Я считаю, что мы вынуждены примириться с историей.
— Ах, вот что! — воскликнул майор, едва сдерживаясь, чтобы не ударить своего собеседника. — Вот, значит, как вы собой распорядились! И вы сознательно избираете этот путь?
— Сознательно, я много и давно об этом думаю… Это, кстати, путь и для вас и для многих других…
— И это говорите вы, офицер авиадесанта… — горько сказал майор.
— А я последнее время там не служил. Я лишился доверия, и меня перевели в другую часть.
— Почему?
— Потому что… Словом, я сам во всем виноват. Потерял вкус к драке! Баста, достаточно я им послужил. Кстати, не слышали последних сводок? Думайте обо мне, что хотите, но такие, как вы, потерпят фиаско. Нечего и пытаться раздувать потухший огонь.
— Значит, по-вашему, я должен пойти с повинной? Да вы смеетесь надо мной!
— Вовсе пет. Этим вы в какой-то мере смягчите свою вину.
Они замолчали. Молчание было тяжелым, напряженным.
— Нет! — наконец решительно сказал майор. — Нет! Ни за что!
— Подумайте хорошенько.
— Нет, я никогда на это не пойду.
— Ну хорошо, может быть, вы думали ужо и о том, какому из названных вами выходов отдать предпочтение?
— Я все продумал. Отчасти и сами обстоятельства меня к этому вынуждают. — Майор внимательно наблюдал за пиратской физиономией бывшего десантника, точно просил хоть немного сочувствия, поддержки. — Ваше мнение мне тоже небезынтересно узнать.
— Считаю, что выбор — это ваше право. Как говорится, право последнего поступка. Только вы один можете принять окончательное решение.
— Поймите же меня, не могу я больше этого выносить!
— Ну, тогда я вам так отвечу: чувство мести может завести далеко, очень легко наделать непоправимых ошибок.
— Выходит, вы предпочли бы, если бы я покончил с собой?!
— Я всего лишь хочу предостеречь вас. Крови и так уже пролито более чем достаточно.
— Пойдете на меня доносить? — побагровел майор.
— Я все сказал, — тихо ответил бывший десантник, — а там — как сами рассудите.
— Мальчишку в зеленой рубашке, простоволосого, не видели, не пробегал здесь? — Малыш Тханг остановился возле группы беженцев.
— Столько детей беспризорных развелось, и когда только все это кончится… — удрученно вздохнул мужчина, склонившийся над раскрытым чемоданом из искусственной кожи «под крокодила». Подняв взгляд и увидев перед собой военного, он поспешно вскочил и радушно заулыбался.
Тханг переходил от группы к группе. Мужчины, женщины, дети с изможденными, страдальческими лицами, пережившие самые тяжелые испытания, какие только могут выпасть на долю человека, вновь собираясь в дорогу, возились со своим нехитрым скарбом. Тут было все, начиная от прессованных досок и кончая пластмассовыми фруктами. Неподалеку, заносчиво задрав к небу орудийный ствол, стоял танк с разорванной гусеницей, на боку его висела табличка из картона, где неровными буквами было выведено: «Это тело похоронят близкие, просим не трогать». Мертвеца, однако, не было — видимо, уже успели похоронить. Беженцы, завидев подходившего к ним Тханга, бросались навстречу, протягивали сигареты, фрукты, расспрашивали о последних сводках.
Тханг снова спросил о мальчике.
— Был такой, — сказала одна женщина. — В зеленой рубашечке. Как же, я его заприметила, проходил здесь с каким-то солдатом.
— Да-да, у того солдата жена и двое детишек утонули, — добавил мужчина.
— А кто он вам, этот мальчик? — полюбопытствовала женщина.
— Он… — начал было Тханг, но женщина торопливо перебила его:
— Вам бы лучше поторопиться, тот солдат, похоже, совсем от горя умом тронулся.
Шинь успел заделаться заправским маленьким бродягой, хотя с того момента, как он удрал, прошло не так уж много времени. Расстегнутая, перемазанная грязью рубашка вылезала из штанишек. На чумазой на дутой мордочке застыло упрямое выражение. Вся его робость и боязливость бесследно исчезли. Шел он быстро, стараясь шагать как можно шире, чтобы Тханг его не догнал. Правда, скоро он понял, что это бесполезно, и решил переменить тактику. Теперь, наоборот, он старался идти как можно медленнее и едва переставлял ноги.
— Да что ты ползешь как улитка! Давай быстрее! — Тхангу то и дело приходилось останавливаться и подгонять его.
У Тханга словно гора с плеч свалилась, когда ему удалось наконец разыскать мальчика. Да и Хьен облегченно вздохнул, увидев, что «отродье» отыскалось. Но вот куда им девать малыша, когда, переправившись через лагуну, они зайдут в госпиталь проведать Нгиа? И вообще, как быть с ним дальше? Хьену не хотелось оставлять его в роте. Лучше всего было бы найти какую-нибудь подходящую семью и оставить мальчика там, ничего не рассказывая о нем, а может, даже просто отдать его в детский дом. Уже несколько дней он размышлял над этим, решение избавиться от мальчика, казалось, было твердым — ему не хотелось, чтобы ребенок оставался среди них как живое напоминание о происшедшем.
— Где ты его разыскал? — спросил он у Тханга, оглядев мальчика.
— Чтоб ему пусто было, чертенку этому! Увязался за тем спятившим солдатом.
— И далеко он ушел?
— Порядочно…
— Ты почему удрал? — повернулся Хьен к мальчику.
— Просто так…
— Тебе что, с нами не правится?
— Не правится…